Когда всё кончилось
Dec. 3rd, 2011 01:27 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
В столовой "Рак желудка", что на Погодинке, недалеко от кафедры военной медицины, в тот день было настолько многолюдно, что я решил: вот и наступил, наконец, момент истины.
Час возмездия и справедливости.
Суд состоялся.
Вся вредительская поварская клика приговорена к высшей мере наказания через прокручивание в фарш..
Шеф-повар предварительно сварен в бульоне с яйцом, его зам утоплен в емкости с
компотом "Студенческий", приспешники и челядь умерщвлены комбикормовым жиром и повешены на макаронах.
Публика, собравшаяся на казнь, вооружилась подносами, дабы не допускать пролития слез восторга: слезы могут разъесть линолеум. А он, между прочим, «в шашечку» И понадобятся средства на ремонт.
Но нам средства и без того нужны. Например, для полетов к Марсу.
Публика выстроилась в очередь и взяла в клещи лобное место.
Мне также показалось, что после свершения правосудия в "Раке желудка", потерпевшие, они же зрители, направятся в "Метастаз" - пельменную-«стекляшку» у метро "Спортивная", дабы свершить правосудие и там.
Но мои ожидания оказались тщетны. Никакого суда над «Раком желудка» не было.
Никаких следственно-судебных метастазов в отношении «Метастаза» также не наблюдалось.
Никакой казнью не пахло тем более.
Зато пахло гороховым супом и фрикадельками.
Над нержавеющими владениями кухарско-поварской братии стоял плотный туман, не обильно
сдобренный сливочными испарениями.
Испарения, устав от бесполезного дрейфа по воздуху, падали с небосвода на линолеум «в шашечку», будто стараясь подмазать распластанное знамя невидимых усташей.
Сам кухонный небосвод поддерживала капитель аляповатой гипсовой колонны, мытая в последний раз водами аж самого Всемирного Потопа.
В центре небосвода лениво, будто мотая срок, отсвечивала электрическая балдоха, вокруг которой, словно карликовые планеты, мириадами носились мухи.
Посреди кухонной живодерни восседал шеф-повар в гигантском архаичном колпаке. Его маслянистые глаза были исполнены цепкого внимания.
Он был вооружен исполинской бульонкой, густо поросшей хрящом и лигаментом.
Главный повар неторопливо объедал бульонку, похрустывая сухожилиями и запивая студенческим компотом.
Ноги его стратегически покоились на крышке массивного люка.
Между чанами, лоханями, кастрюлями и корытами суетилась кухонная мелюзга и подсобная сволочь.
Она метала котлеты, разливала борщи и мазала по тарелкам картофельное пюре.
Где-то на задворках едальни, в фартуке палача, гарцевал мясник, помахивая окровавленным топором.
Подошла моя очередь на кассу.
Хозяйка кассы - буро-кисельная мадам с признаками вялотекущего гипотиреоза,
глядела куда-то в сторону капители гипсовой колонны, изгаженной мухами.
- Восемьдесят пять, - она огласила вердикт суда, утомленного раздачей смертных приговоров.
Вердикт обратил меня в скорбь: смета на запланированное после занятий пиво получила торпеду в бок. Образовалась пятикопеечная пробоина. Ремонту она не подлежала.
Я уже раскрыл рот, чтобы сказать "компот не на...", но тут случилось то, что
предопределило всю нашу дальнейшую историю.
Сперва откуда-то снизу раздался низкий гул. Потом дрогнула крышка люка.
Затем раздался страшный скрежет, и люк стал медленно открываться.
Из образовавшегося отверстия пошел сизый дым. Пахнуло средневековой темницей, прокисшей капустой и лежалым картофелем.
- Жора! - раздался хриплый голос из таинственного подземелья.
- Чего?.. - отозвался шеф-повар, убирая ноги с крышки люка.
- Жора!.. Слышишь! Жора!.. Всё кончилось!... Кончилось всё!..
Эхо разносило отчаянный, исполненный муки возглас по всему помещению.
Очередь притихла.
Дурное предчувствие пронзило холодом мою душу, я застыл в оцепенении, пораженный невыносимой тоской.
Кассир-прокурор, воспользовавшись паузой, с ненавистью пробила чек - мой пивной пятак был безнадежно окомпочен.
Я взял поднос и, втянув голову в плечи, обреченно поплелся на поиски свободного столика.
Мне стало чертовски обидно за Отчизну, судьбы которой решаются в секретной шахте под институтской столовой.
"Всё кончилось! кончилось всё", - крик невидимого Нострадамуса преследовал меня до последней капли компота.
Через пол года наступил восемьдесят пятый.
Спустя пять лет - девяносто первый.
Страной завладели фарцовщики, повара, официанты и мясники.
Они обглодали Россию как бульонку.
И всё действительно кончилось.
Час возмездия и справедливости.
Суд состоялся.
Вся вредительская поварская клика приговорена к высшей мере наказания через прокручивание в фарш..
Шеф-повар предварительно сварен в бульоне с яйцом, его зам утоплен в емкости с
компотом "Студенческий", приспешники и челядь умерщвлены комбикормовым жиром и повешены на макаронах.
Публика, собравшаяся на казнь, вооружилась подносами, дабы не допускать пролития слез восторга: слезы могут разъесть линолеум. А он, между прочим, «в шашечку» И понадобятся средства на ремонт.
Но нам средства и без того нужны. Например, для полетов к Марсу.
Публика выстроилась в очередь и взяла в клещи лобное место.
Мне также показалось, что после свершения правосудия в "Раке желудка", потерпевшие, они же зрители, направятся в "Метастаз" - пельменную-«стекляшку» у метро "Спортивная", дабы свершить правосудие и там.
Но мои ожидания оказались тщетны. Никакого суда над «Раком желудка» не было.
Никаких следственно-судебных метастазов в отношении «Метастаза» также не наблюдалось.
Никакой казнью не пахло тем более.
Зато пахло гороховым супом и фрикадельками.
Над нержавеющими владениями кухарско-поварской братии стоял плотный туман, не обильно
сдобренный сливочными испарениями.
Испарения, устав от бесполезного дрейфа по воздуху, падали с небосвода на линолеум «в шашечку», будто стараясь подмазать распластанное знамя невидимых усташей.
Сам кухонный небосвод поддерживала капитель аляповатой гипсовой колонны, мытая в последний раз водами аж самого Всемирного Потопа.
В центре небосвода лениво, будто мотая срок, отсвечивала электрическая балдоха, вокруг которой, словно карликовые планеты, мириадами носились мухи.
Посреди кухонной живодерни восседал шеф-повар в гигантском архаичном колпаке. Его маслянистые глаза были исполнены цепкого внимания.
Он был вооружен исполинской бульонкой, густо поросшей хрящом и лигаментом.
Главный повар неторопливо объедал бульонку, похрустывая сухожилиями и запивая студенческим компотом.
Ноги его стратегически покоились на крышке массивного люка.
Между чанами, лоханями, кастрюлями и корытами суетилась кухонная мелюзга и подсобная сволочь.
Она метала котлеты, разливала борщи и мазала по тарелкам картофельное пюре.
Где-то на задворках едальни, в фартуке палача, гарцевал мясник, помахивая окровавленным топором.
Подошла моя очередь на кассу.
Хозяйка кассы - буро-кисельная мадам с признаками вялотекущего гипотиреоза,
глядела куда-то в сторону капители гипсовой колонны, изгаженной мухами.
- Восемьдесят пять, - она огласила вердикт суда, утомленного раздачей смертных приговоров.
Вердикт обратил меня в скорбь: смета на запланированное после занятий пиво получила торпеду в бок. Образовалась пятикопеечная пробоина. Ремонту она не подлежала.
Я уже раскрыл рот, чтобы сказать "компот не на...", но тут случилось то, что
предопределило всю нашу дальнейшую историю.
Сперва откуда-то снизу раздался низкий гул. Потом дрогнула крышка люка.
Затем раздался страшный скрежет, и люк стал медленно открываться.
Из образовавшегося отверстия пошел сизый дым. Пахнуло средневековой темницей, прокисшей капустой и лежалым картофелем.
- Жора! - раздался хриплый голос из таинственного подземелья.
- Чего?.. - отозвался шеф-повар, убирая ноги с крышки люка.
- Жора!.. Слышишь! Жора!.. Всё кончилось!... Кончилось всё!..
Эхо разносило отчаянный, исполненный муки возглас по всему помещению.
Очередь притихла.
Дурное предчувствие пронзило холодом мою душу, я застыл в оцепенении, пораженный невыносимой тоской.
Кассир-прокурор, воспользовавшись паузой, с ненавистью пробила чек - мой пивной пятак был безнадежно окомпочен.
Я взял поднос и, втянув голову в плечи, обреченно поплелся на поиски свободного столика.
Мне стало чертовски обидно за Отчизну, судьбы которой решаются в секретной шахте под институтской столовой.
"Всё кончилось! кончилось всё", - крик невидимого Нострадамуса преследовал меня до последней капли компота.
Через пол года наступил восемьдесят пятый.
Спустя пять лет - девяносто первый.
Страной завладели фарцовщики, повара, официанты и мясники.
Они обглодали Россию как бульонку.
И всё действительно кончилось.